Д) Перверсия

Перверсия представляет собой крайний тип измененных состояний субъективности, граничащей, с одной стороны, с частной психопатологией (клинический аспект), с другой стороны, с криминалистикой (юридический аспект). Феноменология перверсии в Общей психопатологии чрезвычайно сложная и подвижна. Феномены, общие для всех версий субъективности, характерны и для перверсии, но только условно. Эту условность вносит нормативность социогении. Субъективность перверсии, охватывает все ценностно-смысловое поле действительности, без четких границ переходит в квазиреальность. Так, религиозно-экстатические, эротические и наркоманические «сюрреальности», девиантные и делинкветные состояния, все есть феномены перверсии. Говоря о феноменологии перверсного сознания в Общей психопатологи, на первом плане мы видим эротические «механизмы» Логоса. При этом, понятие субъект «конкретизируется» – он есть субъект пола (см. выше «Отто Вейнингер»). Субъективность, представляющая «человеческий мир» со всеми красками чувственного и мыслимого бытия, обогащается в перверсии эротической константой. Эротическое есть, конечно, в каждой версии сознания. И, перверсия повторяет феномены всех предыдущих версий, как их монада. Но, в ней, в перверсии, эротическое имеет особые, конституирующий и конструирующий смыслы. Если оставаться на позициях, абстрагирующих перверсию от других «версий субъективности», то ее «чистая» феноменология есть феноменология секса и преступления. «Извращенец», и «преступник» суть перверсные субъекты.

Есть и еще одно качество перверсии, явно не присутствующее в других версиях. Это – негативная мутация (по Ф. Гальтону – см. выше). Это – когда, собственно перверсные феномены, не укладываются в рамки того или иного клинического синдрома и не «видны» клиницисту. Здесь сразу нужно проиллюстрировать сказанное об «собственно перверсном», качестве личности, чтобы не связывать его жестко с сексом, а отнести, скорее, вообще к «вкусу».

Пример из собственной практики.

Студентка второго курса одного из Вузов Москвы во время сессии обратилась к психиатру. Жалобы ее были неожиданные: каждое утро она, с дрожью нетерпения, доставала из почтового ящика газету «Комсомольская Правда» и, запихивая в рот ее большими кусками, жадно съедала. Студентка была обследована разными специалистами – никакой патологии не было обнаружено. Несмотря на проведенный курс психотерапии, она продолжала есть газету, и только «Комсомольскую Правду» целый год, до следующей сессии. Потом внезапно прекратила. Училась ровно и никаких стрессов на почве учебы и личной жизни не переносила.

Второй пример.

Капитан полиции, оперуполномоченный, внезапно стал испытывать непреодолимую потребность выпить мочу жены. Не долго колеблясь, он рассказал это жене, убедил ее, что уринотерапия – распространенное лечение многих недугов. И, стал пить мочу жены во время мочеиспускания. Мочу, собранную в стакан «не выпил бы ни за что на свете!». От лечения отказался. Катамнез неизвестен.

Обращаясь к конкретному содержанию перверсии, то есть, к ее «предмету», мы понимаем всю зыбкость обыденных представлений об извращениях. Всю условность (социальную и нормативную) этого понятия. Гомосексуалисты еще недавно во всем цивилизованном мире были «извращенцами», пенитенциарными субъектами, больными. Сейчас они – «социальные меньшинства». В «Крейцеровой сонате» Лев Толстой устами представителей разных классов, говорит о «педерастии» в крайне негативных выражениях. «Лолита» Владимира Набокова опубликована в Париже в 1955 году. Где, в этом романе, грань между тонким эротизмом и перверсией? «Жертвоприношение» (А. Тарковского). Где грань между «нормальным» и утонченным мироощущением и «безумием»? Но, с точки зрения Общей психопатологии, и «сексуальные меньшинства» и «Лолита», и «Жертвоприношение» – все есть феномены перверсной субъективности, не более. Равные феноменам других версий.

В «Философии Духа» Гегель пишет: «Преступление и помешательство суть крайности, которые человеческому Духу вообще предстоит преодолеть в ходе своего развития. Но которые, однако, не в каждом человеке проявляются как крайности, но имеют место лишь в форме ограниченностей, ошибок, глупости и не носящей характера преступления вины. Сказанного достаточно, чтобы оправдать наше рассмотрение помешательства, как существенную ступень в развитии Души» (Гегель. «Энциклопедия философских наук». М., 1977, т.3, стр. 177). Задолго до Фрейда была высказана глубокая мысль о психопатологии обыденной жизни (Общей психопатологии). Гегель с клинической точностью обозначил феномены нарушения целостности субъективности. И, по сути, описал его как «расщепление» (схизис). Подчеркивая, что только человек «имеет… привилегию на сумасшествие и безумие», Гегель пишет: «имеющееся у безумцев чувство их внутренней разорванности может быть, как спокойной болью, так и развиваться до неудержимого возмущения разума против неразумия, или этого последнего, против первого, превращаясь тем самым в неистовство» (там же, стр. 183, 194). Перверсия не может не рассматриваться также, как существенная ступень в развитии Души (здесь – Логоса). Ибо, феноменологически, связана, со всеми другими «версиями» субъективности.

Для перверсных состояний характерно одновременное возникновение противоположных аффектов. Сейчас мы имеем математическую модель этих состояний, которые квалифицируем, как психологический триггер.

Иногда, психологический триггер есть ступень амбивалентности – равенства этих разновекторных импульсов. «Я человек, раздираемый страстями» – говорил о себе Степан Разин В. М. Шукшина, натура перверсная.

В перверсии обычно различаются следующие феномены амбивалентности:

1) симультанные, когда они одновременно появляются в противоположных тенденциях («Подойди, подползи. Я ударю!» – Блоковское), причем одна из двух конкурирующих тенденций (аффектов) может быть вытесненной;

2) интерферирующие, то есть, направленность двух противоположных тенденций (аффектов) против одного и того же лица;

3) комплиментарные, которые расщепляются на осознаваемые и вытесненные, причем последние отвергаются субъектом;

4) сукцессивные, когда они чередуются в качестве противоположных тенденций (аффектов).

Речь перверсных субъектов состоит из слов, с противоположными значениями. То есть, редуцируется к неким своим первоосновам. Так, слово «высокий» может быть заменено словом «глубокий», «искать» – «находить», «близко» – «далеко». Перверсные субъекты часто путают «левое» с «правым» («сено» с «соломой»). В. И. Шерцль, правда, по другому поводу, писал: «Несомненно, такая поразительная неопределенность значений в одних и тех же звуковых комплексах оказывается унаследованной от древнейших эпох языка, так как чем древнее язык и чем примитивнее, тем чаще встречается это явление» (В. И. Шерцль. «О словах с противоположными значениями». Воронеж. 1884, стр. 1—3). Перверсное поведение можно сравнить с поведением больного с комиссуротомией, при которой левое и правое полушария головного мозга разделены, путем перерезания комиссуры. В этом состоянии, если правая рука раздевает, то левая рука одевает, правая – собирает, левая – разбрасывает, правая ласкает, левая бьет. Во истину, одна рука не знает, что другая делает. Многие перверсные субъекты страдают дислексией – не могут писать без грубых ошибок, ибо «не слышат» написанные ими слова; а также дислалией – косноязычием.

В перверсии субъект не может противопоставит себя самому себе же, ибо всегда что-то сбивает его с этого пути на «кривую дорогу»! Амбивалентный аффект, разновекторные тенденции, невозможность быть адекватно понятым, из-за расстройства речи и т.д.. Это создает «внутреннюю конструкцию» эгоцентризма. «Натуральный» эгоист – это «перверсный субъект» (Жан Поль). Перверсный субъект перманентно смешивает «внешние» и «внутренние» побуждения. «…Имеет только внушенные извне мысли и эмоции, и думает, что они, „его“, спонтанные, – вот главная „иллюзия“ для перверта». (См. Н. Баженов. «Габриэль Тард, личность, идеи и творчество» – Вопросы философии и психологии. 1905, кн. 78, стр. 233).

Перверсия наиболее часто предстает, как вычурность, манерность, анонимность. Перверсный субъект имморален. Его действия и поступки «без санкций и обязанностей». Мир в его субъективности – не «предмет» любви или интереса, даже не предмет негодования или презрения, ибо, он не возбуждает к себе абсолютно ничего у бессодержательного «Я». «Другой» для перверта это «зритель» но, не «судия». Даже, просто, как «присутствующий», он исчезает в пустой негативности non-ens.

Еще остаются инстинкты, которые также подвергаются мутации: через короткий период изощрения, наступает их извращение…

«Мертвецы, освещенные газом!

Алая лента на грешной невесте!

О, мы пойдем целоваться к окну!

Видишь, как бледны лица умерших?

Это – больница, где в трауре дети…

Это на льду олеандры…

Это – обложка романсов без слов.

Милая, в окне не видно луны.

Наши души – цветок